Повторное возвращение ребенка в детское учреждение после того, как он был взят в приемную семью.
С 2012 года каждый кандидат в опекуны или усыновители должен пройти Школу приемных родителей (ШПР), где психологи и другие специалисты по работе с сиротами могут оценить, насколько решение взять ребенка из детдома твердо и обдуманно.
Дети, пережившие травму разлуки с семьей и опыт детского госучреждения, — люди непростые. В 2007 году 6136 детей «возвратили» в детский дом, в 2008 году — таких случаев было 7834, а в 2009 году — уже 8474 случая. В целом до 2012 года около 10% детей, взятых под опеку, «возвращали» в детский дом. Потом федеральную статистику перестали публиковать. Есть данные из Петербурга за 2015 год — число «вторичных» отказов выросло втрое по сравнению с предыдущими годами.
«Когда от ребенка отказываются в первый раз, он думает, это потому что он плохой. Потом приходят люди, которые его берут к себе, говорят: «Ты хороший, ты наш» и вдруг снова от него отказываются.
Ребенок убеждается в полной своей никчемности, в том, что привязываться к людям очень опасно — это обязательно кончается болью.
А поскольку это ложится на дрожжи старой травмы, ребенок выходит из этой истории глубоко травмированным, с нарушенной способностью вообще кого-то полюбить. Вторично возвращенные дети хуже всего адаптируются в семьях, они способны взорвать мир целой семьи. В процессе адаптации, когда родители, наконец, чувствуют, что лед тронулся, намечается какая-то близость, и ребенок тоже это чувствует, — он воспринимает это как сигнал опасности. И в момент, когда родитель готов к улучшению ситуации, он получает резкий отпор.
Вторично возвращенные дети начинают формировать свою привязанность не на основе безусловной любви, как это обычно бывает в семьях, а на основе взаимовыгоды.
«Я буду с этим человеком, потому что он ко мне добр, он дает мне защиту, еду-питье», а потом ситуация меняется — ребенок легко поворачивается и уходит, потому что кто-то дал другую еду-питье. Мы воспринимаем это как предательство, а в его мире все логично: он не совершает предательства, у него просто внутри был другой контракт.»
Психолог Татьяна Панюшева, более семи лет работающая с приемными семьями, говорит, что знала сирот, побывавших в трех и более семьях:
«Ситуация вторичного отказа — очень болезненная тема. Часто в ней обвиняют какую-то одну из сторон: либо ребенок «ужасный», либо родители «кошмарные люди». На самом деле расставание болезненно для обеих сторон.
Для ребенка это ретравматизация, повтор болезненного опыта оставления взрослыми, ожесточение и уменьшение шансов на доверие к миру.
Для родителей — чувство вины и крушение планов на будущее, к которому они шли, желая помочь конкретному ребенку. Нет смысла обвинять кого-то. Детей не берут в семью с целью их затем срочно отдать, как не женятся с мыслью о скорейшем разводе.
К вторичным отказам часто приводят проблемы семейного устройства в целом.
Весь процесс семейного устройства разорван: в одном месте учат родителей (Школа приемных родителей), в другом месте занимаются детьми (детские учреждения), в третьем решают вопросы помещения конкретного ребенка в конкретную семью (опека). Связи не простроены. Отдельная серьезная проблема — это уровень профессионализма сотрудников, работающих на всех упомянутых этапах. Однако даже с профессионалами определенный процент вторичных отказов — когда отношения не сложились, и ничего сделать уже невозможно — будет иметь место. И это не повод для отчаяния, а повод для дальнейшей работы.»
